«О все видавшем до края мира»
В декабре 1872 года английский лингвист Дж. Смит опубликовал перевод одного из вавилонских сказаний, хорошо известного любому человеку, кто мало-мальски знаком с Библией. Это было сказание о Потопе.
Вскоре были найдены таблички, которые содержали другие части (всего их — двенадцать) этого сказания. Изучив эти таблички — «Эпос о Гильгамеше», Смит предположил, что изначально сказание было написано на шумерском языке. Сложилось оно, вероятно, в городе Уруке. Со временем были найдены таблички с текстом и на шумерском языке. Это сказание и поныне остается, пожалуй, самым известным произведением древневосточной словесности, исключая Библию.
Литература Древней Месопотамии — литература шумеров и вавилонян — сохранилась сравнительно неплохо. Нам известна примерно четверть основных произведений, составлявших канон этой словесности, то есть тех произведений, что изучались и переписывались в школах страны. Глиняные таблички, даже необожженные, прекрасно сохраняются в земле, и есть основания надеяться, что со временем будет восстановлено большинство литературных и научных текстов. Во многом нам помогают это сделать ученические копии. По ним был восстановлен целый ряд сочинений шумеров и вавилонян.
Дошедшие до нас шумерские тексты необычайно разнообразны. Мы встречаем административные документы (Урук, Ур, Ниппур, Лагаш), царские надписи (глинным образом из Лагаша) и литературные произведения — гимны, плачи, заклинания и молитвы, а также кодексы, законы, судебные приговоры, пословицы и мифы (главным образом из Ниппура).
Большинство известных вавилонских мифов и эпических произведений имеет шумерское происхождение. Долгое время они передавались устно. Только в конце III тысячелетия до нашей эры жрецы и ученые начали собирать и записывать сказания. Во второй половине II тысячелетия большинство крупных эпических произведений получило свою каноническую форму. Основные идеи шумеров оставались при этом неизменными. Как отмечают историки, именно в области литературы и поэтического творчества особенно трудно разграничить шумерские и вавилонские произведения: в основе более поздних произведений лежат более ранние — шумерские.
Самым выдающимся памятником шумеро-вавилонской словесности, по мнению современных исследователей, является — и не только по обширности и степени сохранности — «Эпос о Гильгамеше», повествующий о подвигах этого героя. Найден цикл шумерских поэм о Гильгамеше и несколько более поздних вавилонских версий эпоса. В частности, он сохранился в библиотеке ассирийского царя Ашшурбанапала на двенадцати отчасти поврежденных табличках, содержавших свыше трех тысяч строк, а также на обломках табличек, датируемых нововавилонским периодом. Однако, несмотря на относительно большое количество источников, пока невозможно восстановить в точности весь текст сказания. И все же, как отмечал А. Л. Оппенхейм, «представление о высших достижениях Месопотамии в области литературы можно составить, исследуя все, что нам известно об этом важном произведении». Многочисленные параллели к «Эпосу о Гильгамеше» встречаются в Ветхом Завете, в угаритской и греческой мифологии.
«По художественным достоинствам «Эпос о Гильгамеше» — единственное в своем роде среди произведений, — пишет немецкий историк Эвелин Кленгель-Брандт. — В Гильгамеше воплощен образ вечно ищущего и полного стремлений человека, который пытается осуществить заветное желание людей — обрести бессмертие». Гильгамеша следует рассматривать как историческую личность. В первой половине III тысячелетия он был, вероятно, царем Урука. Первоначально бытовали различные, не связанные друг с другом сказания о нем, передававшиеся изустно. Неизвестный нам гениальный поэт, живший в Вавилоне, вероятно, в конце II тысячелетия до нашей эры составил из разрозненных рассказов о Гильгамеше единое произведение.
В основу поэмы положено одно из многочисленных сказаний о сотворении Гильгамеша богами, о дружбе Гильгамеша с Энкиду и о смерти последнего.
Поэма начинается с рассказа о том, как боги после построения Урука и храма Ану сотворили Гильгамеша. Одиннадцать локтей был рост этого богатыря, девять пядей — ширина его груди, две части были в нем бога, и только третья часть — человека; он был, как дикий бык, и достойных соперников ему не находилось.
Гильгамеш слыл строгим правителем, и жители Урука жаловались, что он обрекал их на подневольный труд, не давая покоя. Они должны были положить все силы на строительство городских стен Урука. Этой непомерной дерзостью Гильгамеш разгневал богов, и тогда они сотворили дикаря Энкиду, чтобы покарать Гильгамеша.
«Шерстью покрыто все его тело,
Подобно женщине, волосы носит,
Пряди волос как хлеба густые;
Ни людей, ни мира не ведал,
Одеждой одет он, словно Сумукан.
Вместе с газелями ест он травы,
Вместе со зверьми к водопою теснится,
Вместе с тварями сердце радует водою.»
(пер. И. М. Дьяконова)
Обладавший нечеловеческой силой Энкиду не давал людям охотиться. Этот человек — дитя природы, живший вместе со зверями, — лишал охотников добычи, рвал их сети и засыпал вырытые ими западни. Тогда Гильгамеш задумал его поймать и заманил к себе в Урук.
«Вышел Энкиду на улицу огражденного Урука:
«Назови хоть тридцать могучих, — сражусь я с ними!»
Энкиду и Гильгамеш стали бороться, и дикарь оказался сильнее.
«Преклонил Гильгамеш на землю колено,
Он смирил свой гнев, унял свое сердце.»
После этого герои поклялись в вечной дружбе, а Гильгамеш обратился к своей матери с просьбой принять Энкиду как сына.
«Обнялись оба друга, сели рядом,
За руки взялись, как братья родные.»
Вместе они отправились совершать подвиги. Гильгамеш предложил выступить против чудовища Хумбабы, охранявшего кедровый лес, и убить его. Энкиду отговаривал друга от опасного предприятия, но Гильгамеш сказал:
«Кто, мой друг, вознесся на небо?
Только боги с Солнцем пребудут вечно,
А человек — сочтены его годы,
Что б он ни делал, — все ветер!
Ты и сейчас боишься смерти,
Где ж она, сила твоей отваги?
Я пойду перед тобою, а ты кричи мне:
«Иди, не бойся!»
Если паду я — оставлю имя:
«Гильгамеш принял бой со свирепым Хумбабой!»
Героям удалось одолеть Хумбабу. Тот обратился с просьбой к Гильгамешу:
«Гильгамеш, пощади меня!
Ты будешь мне господином, я же слугою твоим.
Я повалю для тебя деревья, взращенные моими горами,
Я построю тебе дома из них.»
Но мольбы не помогли Хумбабе: Энкиду убил стража леса.
Как писал советский историк Н. М. Никольский, «благодаря этому сказочному подвигу Гильгамеш вошел в народную память как вождь-спаситель народа, подобно первому легендарному афинскому царю Тесею, избавившему Афины от целого ряда насильников, притеснявших и грабивших афинский народ, или русскому Илье Муромцу, победителю чудовищных врагов древнерусского народа».
А гнев богов не стихал. Богиня Иштар попросила отца своего, Ану, создать Небесного быка, «чтоб убил Гильгамеша в его жилище, за обиду Гильгамеш поплатиться должен!» Но герой вместе с Энкиду сумел одолеть и Быка, сотворенного богами.
Всемогущий царь Гильгамеш достиг всех своих целей, как вдруг верный Энкиду занемог и, проболев двенадцать дней, умер. Так боги наказали его за смерть Хумбабы. Долго они держали совет, решая, кто из друзей ответит за это преступление, и наконец выбрали Энкиду. Великан умер на руках друга. И убитый горем Гильгамеш впервые задумался о неизбежности смерти, грозящей всякому живому существу. Отныне он отказался от погони за славой и отправился на поиски вечной жизни.
Смерть Энкиду является поворотным моментом повествования. Гильгамеш потрясен внезапностью этой смерти. Восьмая табличка — это жалобы Гильгамеша.
«Младший мой брат, гонитель онагров в степи, пантер на просторах!
Энкиду, младший мой брат, гонитель онагров в степи, пантер на просторах!
С кем мы, встретившись вместе, поднимались в горы,
Вместе схвативши, Быка убили, —
Что за сон теперь овладел тобою?
Стал ты темен и меня не слышишь!»
А тот головы поднять не может,
Тронул он сердце — оно не бьется...
Да плачет светлый Евфрат, где мы черпали воду для меха,
Да плачут мужи обширного огражденного Урука,
Да плачут жены, что видали, как Быка мы убили,
Да плачет земледелец доброго града, твое славивший имя,
Да плачет тот, кто, как древними людьми, гордился тобою...»
Гильгамеш приказал сделать из драгоценностей статую Энкиду — «подножье из камней, власы — из лазури, лицо — из алебастра, из золота — тело» — и поставить ее на почетное место. И покинул он Урук, и не стал царем Урука, а как последний бедняк, надев рубище, принялся обходить землю в поисках магического зелья против смерти, ибо знал, что и ему придется последовать за своим другом в темное царство теней.
Но прежде Гильгамеш отправился к Утнапишти, когда-то жившему в Шуриппаке, ведь боги даровали ему бессмертие. Путь Гильгамеша лежал через горы Машу, что «восход и закат стерегут ежедневно, наверху металла небес достигают, внизу — преисподней их грудь достигает». У их ворот ждут люди-скорпионы. «При восходе и закате Солнца они охраняют Солнце». Люди-скорпионы пропустили Гильгамеша. Пройдя сквозь мрак и миновав сад каменьев, он добрался до обрыва у моря, где его встретила волшебница Сидури, хозяйка богов. «Куда ты стремишься? — спросила она. — Жизни, что ищешь, не найдешь ты! Боги, когда создавали человека, — смерть они определили человеку, жизнь в с моих руках удержали».
Однако Гильгамеш все-таки добрался до Утнапишти и сказал ему:
«Гляжу на тебя я, Утнапишти,
Не чуден ты ростом — таков, как и я, ты...
Скажи, как ты, выжив, в собранье богов был
принят и жизнь обрел в нем?»
Утнапишти принял его без неприязни, а жалоба Гильгамеша:
«Энкиду, друг мой любимый, стал землею!
Так же, как он, и я не лягу ль,
Чтоб не встать во веки веков?» —
тронула его. Вняв просьбе Гильгамеша, он решился открыть ему историю своего спасения. Это и был рассказ о всемирном Потопе: «Я открою, Гильгамеш, сокровенное слово и тайну богов тебе расскажу я». И поведал Гильгамешу, как после Потопа, погубившего всех людей, боги даровали ему и его жене бессмертие. По признанию критиков, описание Потопа, занимающее менее двухсот строк, — вершина месопотамской эпической поэзии.
«Владыка премудрости» Эа предупредил Утнапишти о грядущем истреблении рода людского и велел ему построить корабль и взять с собой «семена жизни» всякого рода. Утнапишти ответил, что он исполнит все, что повелел Эа, но спросил бога:
«Что ж ответить мне граду — народу и старцам?» Эа изрек:
«А ты такую им речь промолви:
Я знаю, Эллиль меня ненавидит, —
Не буду я больше жить в вашем граде,
От почвы Эллиля стопы отвращу я.
Спущусь к Океану, к владыке Эа!
А над вами дождь прольет он обильно,
Тайну птиц узнаете, убежища рыбы,
На земле будет всюду богатая жатва,
Утром хлынет ливень, а ночью
Хлебный дождь вы узрите воочью.»
Утнапишти построил ковчег, на который погрузил все живое, продукты и снаряженье, а затем наглухо засмолил двери ковчега.
Наконец, началась буря. «С основанья небес встала черная туча». Все светлое обратилось в мрак. Брат не видел брата, и даже боги перестали видеть людей. Вот тогда сами боги устрашились Потопа, «прижались, как псы».
Шесть дней, семь ночей бушевал ураган, лились потоки воды, и все люди превратились в глину. Спасся только Утнапишти.
«Я открыл отдушину — свет упал на лицо мне,
Я взглянул на море — тишь настала,
И все человечество стало глиной!»
После Потопа боги решили превратить Утнапишти и его жену в богов и поселить их «при устье рек, в отдаленье». Отныне они обитали на острове, окруженном водами смерти.
Окончив рассказ, Утнапишти спросил £ильгамеша:
«Кто же ныне для тебя богов собрал бы,
Чтоб нашел ты жизнь, которую ищешь?»
Что бы ни делал потом Гильгамеш по совету Утнапишти, ничто не помогало ему стать бессмертным, ибо ни один бог не пришел ему на помощь. Посоветовал Утнапишти не спать шесть дней и семь ночей и побороть этим смерть, ведь именно сон, подобие смерти, определит различие между человеком и бессмертными богами. Но сон дохнул на Гильгамеша, как мгла пустыни, и герой почти мгновенно погрузился в дрему, а при пробуждении никак не хотел поверить, что проспал семь дней. Научил его Утнапишти, как омыться в волшебной воде, чтобы тело его опять стало юным и прекрасным, и научил его, как достать со дна моря «цветок знаменитый».
«Тайну цветка тебе расскажу я:
Этот цветок — как терн на дне моря,
Шипы его, как у розы, твою руку уколют.
Если этот цветок твоя рука достанет, —
Будешь всегда ты молод».
Все выполнил Гильгамеш, что сказал ему Утнапишти. Омылся в волшебной воде, достал со дна моря цветок с шипами, как у розы, и радостно пошел назад в «Урук огражденный», но по дороге и это утешение — печная молодость — было отнято у Гильгамеша.
Так тщетой обернулись все старания Гильгамеша. Так была утрачена последняя надежда на вечную жизнь, и ему осталось лишь изрекать горестные стенания. С печалью он обратился к стенам Урука — единственному, что останется после него. И впал Гильгамеш в отчаяние. Даже ему, полубогу, не удалось добиться вечной жизни.
В последней, двенадцатой табличке описан потусторонний мир, в котором Гильгамеш правит и после смерти. Он является там божественным судьей над тенями, руководит ими и дает те или иные советы.
«Эпос о Гильгамеше» был переведен на многие языки, в том числе на русский. Мы обязаны этим прежде всего великому русскому поэту Н. С. Гумилеву и русскому историку И. М. Дьяконову. Н. С. Гумилев в 1919 году переложил «Эпос о Гильгамеше», взяв за основу французское издание, а И. М. Дьяконов в 1961 году сделал научный перевод «Эпоса о Гильгамеше» с оригинала и снабдил его подробным комментарием.
Что же касается Потопа, то легенда о нем подтвердилась. В 1922—1929 годах английский археолог Леонард Вулли вел раскопки в Уре, в полусотне километров от «Урука огражденного», и обнаружил следы сокрушительного потопа, который мало в чем уступал библейскому. Вот как описывал это открытие польский историк Зенон Косидовский. Когда завершилось исследование царского кладбища в Уре, Леонард Вулли решил обязательно выяснить, что скрывается под этим местом захоронения.
«Когда рабочие по его указанию прошли следующий пласт, они наткнулись на речной ил, в котором не было никаких следов человеческого существования. Неужели рабочие добрались до напластований почвы, относящихся к тому периоду, когда в Месопотамии еще не было поселений? Дальнейшие раскопки кладбища принесли замечательное открытие. Под слоем ила толщиной в три метра появились новые следы поселений: кирпичи, мусор, пепел от костров, осколки керамики. Как форма, так и орнамент черепков гончарных изделий свидетельствовали, что они относятся к совершенно другой культуре, чем те, которые были обнаружены над слоем речного ила. Расположение пластов можно было объяснить только следующим образом. Какое-то грандиозное наводнение уничтожило неизвестные нам человеческие поселения неведомой давности, а когда вода отступила, пришли другие люди и заново заселили Месопотамию... Для того чтобы могли нагромоздиться почти три метра ила, вода в этом месте должна была в течении очень долгого времени стоять на высоте без малого восемь метров. Подсчитано, что при таком уровне воды вся Месопотамия могла стать жертвой разбушевавшейся стихии.
Значит, здесь произошла страшная катастрофа, редко встречающаяся в истории. В представлении жителей Двуречья пространство, охваченное катастрофой, составляло весь мир, и для них наводнение было всемирным Потопом — как кара богов грешного человечества. Сказание о катастрофе переходило из века в век — от шумеров к аккадцам и вавилонянам».
|
|
Читайте в рубрике «Месопотамия»: Природные условия и население |