Эхнатон. Се грядет Солнце
Окончание XVIII династии, 1375-1321 гг. до н. э. связано с именем Эхнатона – мятежного фараона-реформатора, решившего отменить культ древних богов Египта. Эхнатон сделал попытку соединить официальную идеологию с оппозиционной. Порывая с традиционным многобожием, признавая только одного бога — солнечный диск — Атон. Реформа Эхнатона преследовала цель полной централизации власти, отстранение от нее всех жрецов, фактическое обожествление фараона; было предложено признать единым богом нечто, лишенное земного облика. Это преобразование религии содержит в себе и тенденцию к монотеизму.
Три тысячи лет Египет был одной из крупнейших держав мира. Много бед довелось ему испытать. В долину Нила вторгались гиксосы и ассирийцы; власть в стране захватывали нубийцы и ливийцы; Египет переживал то внутренние смуты, то нападения «народов моря». Что было страшнее?
«Величайшей катастрофой, которую когда-либо пришлось пережить Египту, был Эхнатон», — полагает британский историк Николас Ривс, автор книги «Эхнатон. Египетский лжепророк».
И тут же, как три тысячи лет назад, ликование. Многие по-прежнему восхищены загадочным фараоном. «Это был человек, к которому нельзя не относиться с симпатией и уважением», — признается немецкий историк Эрик Хорнунг, автор книги «Эхнатон — религия света».
Похоже, конца спорам не видать. Лик Эхнатона и впрямь, как солнечный диск, то ослепительно сияет, то погружается во тьму. Ему радуются; его ненавидят. И пятна на Солнце то исчезают, то разрастаются. И на лик Эхнатона, как на солнечный диск, стараются не смотреть. Фантазия с лихвой заменяет все, что упущено по недосмотру.
Царь-еретик, революционер на троне, богоборец, просветитель — вот в какие рамки чаще всего пытались заключить личность Эхнатона. И по заслугам! При нем в Египте воцарилось единобожие. Он сверг всех вековечных богов, оставив для поклонения египтян одного — Бога-Солнца, Атона. Так началась культурная революция, подобной которой Египет (да и, возможно, весь Древний Восток) не знал. Почти два десятилетия, с 1375 по 1358 год до нашей эры, в стране боролись с богами. Великие предшественники Эхнатона, все эти Тутмосы и Аменхотепы, были людьми приземленными; они гнали войска то в Нубию, то в Сирию. Лишь царь-еретик вздумал воевать на небесах. Его предки расправлялись с сирийцами и прочими племенами; он — с Осирисом и прочими богами. Он победил, египтянин!
Родился этот бунтарь в самой что ни на есть благополучной семье. Он был вторым сыном фараона Аменхотепа III, а значит, ему не суждено было войти в анналы истории. Все решил несчастный случай: умер его старший брат, которого готовили править страной. Так само царство смерти — царство мрака — вытолкнуло на сияющую сцену истории того, кому суждено было называться Аменхотепом IV и кто избрал себе имя Эхнатон.
Начало жизни он провел в тени старшего брата. Не удивительно, что даже дату его рождения не сохранили летописцы, не придав значения тому, что в семье фараона появился на свет очередной ребенок. Можно лишь гадать, сколько лет ему исполнилось, когда он взошел на трон. Принято считать, что 23 года.
Его отец, Аменхотеп III, был вполне прагматичен, чтобы интересоваться богами азиатов и даже включать их в египетский пантеон. Ведь территория державы разрослась и охватывала теперь целые области, населенные азиатами. У каждого народа свой сонм богов, но было в чересполосице религий нечто общее. Все люди истово почитали светило, дающее жизнь всему сущему. «Солнечный диск, — писал Б. А. Тураев, — должен был одинаково чтиться по всей земле, и притом не только как вещественный диск, но и как верховное, действующее через солнце, существо». Аменхотеп III даже посвятил один из храмов в Фивах божеству солнечного диска, Атону. Что при отце слегка теплилось, светило мягким, отраженным светом, при сыне вспыхнуло нестерпимым, все выжигающим огнем. В нем быстро сгорел пантеон египетских богов. Опустело небо. Там не осталось места никому, кроме Атона. Он есть мера вещей, есть истина и закон. Он — податель всех благ. Ему одному подобает поклоняться; только к Нему — обращаться с мольбами. Обращаться же можно лишь через Его наместника на земле — фараона. У прежних богов искали помощи сами, при содействии жрецов. Теперь путь к Богу лежал через слепое обожание Эхнатона, через молитвы ему. В религии Эхнатона бог — это сам Эхнатон. «По правде говоря, — замечает Ривс, — почитание Атона это не что иное, как инструмент политического контроля».
Считается, что Эхнатон принялся за реформы, едва придя к власти. «Но не был ли он сам игрушкой в руках неких реформаторов?» — таким вопросом все чаще задаются современные историки. «Не каждому, претворяющему в жизнь ту или иную идею, суждено быть ее творцом», — замечает немецкий историк Ян Ассман, автор книги «Моисей египтян». Сходно думает и Николас Ривс, делая, правда, поправку: «Эта философия с самого начала так увлекла Аменхотепа IV, что он совершенно проникся ей; она носит неповторимый отпечаток его личности». Но кто же те богоборцы и солнцепоклонники, за которыми, как из тьмы на свет, поспешил молодой царь?
По мнению Ривса, вдохновителем религиозной революции был видный советник Аменхотепа III — Хапу. Пока был жив старый царь, идеи Хапу едва брезжили, едва пробивались сквозь стену традиций. Фигура фараона знаменовала их нерушимость, защищала Египет стеной. Когда же на трон возвели юношу, из-за его тщедушной фигурки вырвался ненасытный огонь. Века египетской истории обратились в пепелище.
В этом огне сгорели не только старые боги, но и привилегии их многочисленных служителей — жрецов. Как предположил Ривс, юный Эхнатон, по наущению своих советников, для того и затеял переворот, чтобы избавиться от назойливой опеки жрецов. По словам
Ю. Я. Перепелкина, деятельность Эхнатона отражала попытку «новой служилой знати... полностью оттеснить потомственную знать от власти и источников богатства».
Конфликт вполне мог иметь матримониальную природу, писал советский историк И. А. Стучевский. Эхнатон «отказался сделать своей главной женой сводную сестру Сатамун, прочившуюся ему в супруги... а выбрал столь прославленную в наши дни Нефертити — женщину хотя и очень красивую, но с сомнительной родословной, относительно происхождения которой до сих пор нет единого мнения».
Как бы то ни было, фараон, поддерживаемый, очевидно, войском, хотел отныне править единолично, советуясь лишь с возлюбленным им богом. Воздвигать дом божий на земле царь решил на второй год правления. Веру он попирал верою. Громадный храм Атона — Геметпаатон («Атон обретен») — он распорядился воздвигнуть там, где все поклонялись Амону, — прямо на территории Карнакского храма. Размеры нового святилища составляли в плане 600 х 200 метров. Дворики и многочисленные алтари делали его не похожим на другие египетские храмы: все здесь было залито ярким светом — не в пример прежним, сумрачным святилищам.
Амон, бог потаенный, скрывался в самой дальней и темной части храма. Атон, бог откровения, воочию являлся людям, заливая храм сверкающими лучами. Воистину, Солнце снизошло на Египет с воцарением нового Бога. Лишь благодаря ему длилась жизнь на земле. Свет Атона боролся с Тьмой Амона, Бог живой и победительный — с богом падшим и коварным. Слуги Бога живого, фараон и его царедворцы, — с прислужниками бога падшего, антибога, со жрецами.
Все отныне жили по законам «ma'at», по законам истины и справедливости, явленным Атоном и изреченным его медиумом — царем. Все, что ни говорил царь-еретик, было истиной, ибо в сердце его отражался Бог. И возмутиться велением фараона значило преступить слово Божье, стать преступником в небе и на земле.
Стены храма Атона украсили ярко расцвеченные рельефы. Казалось, лучи солнца, едва коснувшись стен, порождали радугу. Небесный огонь словно обжигал нарисованные фигурки людей: они дрожали, метались, торжествовали — они не знали покоя. Так возникал знаменитый «амарнский стиль», полный необычной экспрессии. У его героев как будто не кровь течет в жилах, а растаявшие солнечные лучи; люди эти готовы пылать и сгорать. (Пример подобного искусства являют и знаменитые сокровища Тутанхамона — огромное количество скульптур и ювелирных изделий, обнаруженных в неразграбленной гробнице этого царя. Как отмечают искусствоведы, на всех этих предметах «в известной мере лежит отпечаток амарнского стиля, хотя в некоторых деталях они уже отличаются усилившимся стремлением к подчеркнутой декоративности».)
Всего по приказу Аменхотепа IV в Карнаке возвели четыре храма. Впрочем, они оказались так же смертны, как царь. Когда он окончил дневной путь и отправился в царство мрака и смерти, умерли и возведенные им святилища. Царь, борясь с силами небесными, словно-навлек на храмы проклятие. Камень за камнем их разбирали, и они исчезали в монументальных стенах позднейших построек. Но камень — не бумага, не пергамент, чтобы терять запечатленное. По оценкам археологов, сохранилось около 70 тысяч каменнйх квадров размером 52 х 26 х 26 сантиметров, составлявших когда-то рельефы царя Аменхотепа IV.
Долгое время не представлялось возможным восстановить прежнее убранство храмов. Лишь новейшие научные методы позволили частично решить головоломку. Так, немецкий египтолог Арне Эггебрехт, автор популярного издания «Древний Египет», тасуя изображения квадров как детали паззла, убедился, что часть рельефов запечатлели обращение Аменхотепа IV в новую веру. Это своего рода программное заявление фараона, выраженное средствами монументальной пропаганды. Подобные каменные плакаты звали отдать свое сердце и душу одному-единственному богу — Атону. Храмы же других богов, как гласят позднейшие надписи, были покинуты. Алтари поросли травой. И боги «повернулись к стране спиной». Если кто и молился им, надеясь на помощь, боги оставались глухи к мольбе. Их сердца были уязвлены, и они «сокрушали все, что сотворено людьми».
На шестом году правления Аменхотеп IV неожиданно прекратил свое «безумное строительство» (А. Эггебрехт) в Карнаке. Два года спустя вместе с придворными он отбыл на север, где на полпути между Мемфисом и Фивами, которые отныне стали называться «Городом сияния Атона», началось строительство новой столицы. Она получит название «Ахетатон», «Горизонт Атона», то есть место, где восходит над миром солнечный диск; теперь здесь находится местечко Эль-Амарна. Сам царь велит именовать себя Эхнатоном («Угодный Атону»).
Итак, царь-еретик, царь-бог, возглавил исход египтян, отправившись искать свою «землю обетованную». Что было причиной переезда? Чаще всего историки отвечают на этот вопрос так: «Эхнатон устал бороться с фиванскими жрецами, мешавшими проведению реформ». Что получилось из замыслов Эхнатона?
На одной из стел, обозначивших границу Ахетатона, имеется сильно поврежденная надпись. Она начинается с рассказа о делах, что «хуже всех дел, о которых когда-либо слышали цари». Среди лакун, поглотивших остальной текст, ориентирами мелькают слова: «неслыханное», «направленное против моего отца (Атона)». По мнению Николаса Ривса, речь идет о заговоре против Эхнатона, о покушении на него.
История египетских династий монолитна, как гранит монументов. Редко когда мелькнет трещинка — разрыв, заговор, переворот. До нас дошло крайне мало сообщений о борьбе за власть в Древнем Египте. Выскобленные надписи с именем царицы Хатшепсут — редкий тому пример, и историки не берутся дать окончательный ответ, была ли Хатшепсут свергнута с престола или память о ней осквернена посмертно. Реакция на реформы Эхнатона тоже потонула во мраке забвения.
Сопротивление реформам, очевидно, велико. И так же велик гнев фараона на жрецов Амона. Рассвирепев, юный Аменхотеп IV попытался лишить их единственной опоры — отнял у них бога. Его собственной опорой наверняка были выдвиженцы из низших слоев общества. Как едко заметил Джон Уилсон, «в лагере, фараона царила суета парвеню». Родовитые сановники и военачальники поклонялись новому «солнцу», взошедшему над страной, лишь в страхе за свои прежние места. Как мотыльки на огонь, слетались они в новую столицу, возведенную царем.
Город Ахетатон — в нем могло проживать до ста тысяч человек — вознесся на солнечной стороне Нила, в долине, огражденной, с одной стороны, рекой, а с другой — горным плато. Выбор места был не случаен. Эта пустынная область, по уверениям Эхнатона, не принадлежала никакому богу или богине. Город, посвященный новому божеству, не мог быть осквернен следами присутствия прежних, слабых властителей неба и земли. Здесь, на берегу Нила, был разбит большой, цветущий парк; на плато хоронили умерших. Размеры внутреннего города составляли около километра в ширину и девяти — в длину. Весь город достигал в поперечнике 13 километров.
Велик его контраст с Фивами — городом тесным, скученным, застроенным жилыми домами, лавками и складами, где каждый клочок земли был драгоценен. Новая столица, выросшая со сказочной быстротой, дышала простором. Даже пролетарии жили пусть в небольших, но уютных и миловидных домах, состоящих из нескольких комнат.
В домах же сановников, выходивших обычно фасадом на запад, было до двух десятков комнат, ванная, туалет, внутренний дворик, колодец, сад, помещения для слуг, гардеробные, в которых стояли кирпичные сундуки для белья и одежд, а также кладовые, где хранились провизия и прохладительные напитки. Планировка домов была тщательно продумана. Поутру солнечный свет освещал ванную комнату и кухню; вечером, когда люди возвращались домой, в жилых помещениях было светло от закатного зарева.
Под живительными лучами солнца город, утопавший в зелени, цвел. Милость Божья лежала на нем. Все вокруг — земля и люди, животные и дома, парки и пруды — посвящалось «отцу моему, живому Атону, храму Атона в Ахетатоне во веки веков, на все времена». Сады и парки с прудами тянулись иногда на несколько гектаров. Смоковницы и пальмы, гранатовые деревья и акации отбрасывали прохладную тень и благоухали цветами. В прудах, заросших водяными лилиями, плавали барки. На фоне этой неописуемой красоты и роскоши «изображения фараона», как замечает Ю. Я. Перепелкин, «стали едва ли не еще более уродливыми».
Дворец, где жил Эхнатон, располагался на севере города; рядом находился пышный сад со зверинцем. Стены и полы дворца были украшены яркими росписями. Царская дорога шириной в сорок с лишним метров вела к величественному храму Атона. Обычно фараон выезжал на любимой позолоченной колеснице, запряженной двумя лошадьми. Его жена, Нефертити, ехала рядом или отправлялась в путь на паланкине. У обоих утонченные, худощавые лица с тяжелыми веками и нежно очерченными носами, черепа с выступающими затылками, длинные, тонкие шеи. Оба, единые в деяниях и помыслах своих, правят страной, как единый бог. Никогда прежде жена фараона не принимала такого активного участия в жизни страны. «Эпоха была подчеркнуто феминистической» (Дж. Уилсон).
Расположенный в центре города храм Атона занимал территорию размером 750 х 230 метров; на ней теснились сотни жертвенников. На противоположной стороне дороги возвышался еще один дворец фараона — Большой дворец. Здесь Эхнатон принимал гостей. Словно солнце, светил он над Египтом, но прямо за границами страны уже расстелилась тьма.
Из этой тьмы до правителя «Солнечной страны» порой доносились голоса. Царь их не слышал, не видел письма, присылаемые ему, например, его союзниками — палестинскими князьями. Письма же были полны мольбы и стенаний. Но, может быть, все человеческое чуждо царю, играющему в богов как в оловянных солдатиков?
Тем временем в Азии заметно усилилась. Хеттская держава. Под предводительством хитрого, энергичного царя Суппилулиумы она сокрушила царство Митанни. Власть ее распространялась уже на Северную Сирию. Ее поддерживали и многие жители Палестины — той области Египта, что была менее всего защищена от врагов.
В центре смуты оказался старинный город Библ. Его правитель был поставлен перед выбором: хранить ли верность давнему союзу или отпасть от Египта. Так ли сильна сейчас страна фараонов и можно ли ждать помощи от нее? Или лучше переметнуться на сторону хеттского царя и выпросить у него награду за вероломство? Во все века в подобных случаях редко помнили о верности и долге, а больше страшились немилости у победителя. В гневе он мог разрушить город до основания, а его жителей частью казнить, частью обратить в рабство. Вот и правитель Библа просчитывал, просчитывал и — просчитался. Он решился — и вовсе не из страха перед проклятиями египетских жрецов — сохранить верность фараону. Это обернулось трагедией для Библа и союзных с ним городов. Виновником ее стал местный царь Риб-Адди, множество пи-, сем которого — всего их известно шестьдесят четыре — представляли собой сплошные стенания. Фараон, похоже, не слышал их.
Безуспешно Риб-Адди, бежавший, в конце концов, из Библа, взывал к царю: «Многие люди в Библе любят меня; лишь немногие — мятежники. Если бы мне прислали отряд лучников, и они прослышали об этом, то город вернулся бы к царю, моему господину. Пусть знает мой господин, что я готов за него умереть... Да не оставит царь, мой господин, город в беде. Воистину, много в нем золота и серебра, и храмы его полны богатства». Одно из писем заканчивалось почти евангельским стенанием: «Почему мой господин покинул меня?» Вскоре Риб-Адди, пытавшийся уехать в Египет, Погиб.
Мятежники захватили Палестину; их вождь принес клятву верности хеттскому царю. Так, без единой битвы хетты покорили целую страну. И когда в смуту в азиатской провинции Египта вмешалась другая держава, египетские власти всполошились. Исправлять промахи Эхнатона пришлось его преемникам, которые поведут многолетнюю войну с хеттами и, заключив, наконец, с ними мир, разделят Азию на сферы влияния.
Страшна судьба верного Риб-Адди, который фактически был выдан на растерзание мятежникам. Но страшна была и судьба страны. В ней начались потрясения. Николас Ривс рисует на страницах своей книги апокалиптическую картину: «Предположительно, на десятом году правления Эхнатона началась развязанная им кампания гонений против Амона... Царем-еретиком овладела параноидальная мысль о заговоре сторонников Амона. Одержимый ей, он привел страну и народ на грань катастрофы».
Возможно, физическая болезнь, которой, несомненно, страдал фараон, отразилась на его умственных способностях. Им овладевало какое-то безумие. Полагают, что он был одним из самых жестоких правителей Египта. Древние хроники глухо говорят о его деяниях. Он применял «силу против не знающих учения его» и «обрекал мраку» противников.
А противники реформ обнаруживались даже в столице — в этом «городе мечты», где, казалось, под всеведущим сиянием фараона не утаится ни один черный помысел. Но ведь пришлось же царю окружить себя отрядом телохранителей-чужаков: нубийцев и ливийцев. Что ж, Эхнатон правил как диктатор и вправе был ожидать недовольства подданных. «Революционеры хорошими людьми не бывают», — комментирует деяния царя-еретика немецкий историк Сильвия Шоске, автор книги «Тайна золотого гроба».
Под властью Эхнатона содрогался даже камень. Вновь и вновь этот «враг из Ахетатона», как отзовутся о нем потомки, рассылал по стране камнерезов, которые под охраной солдат методично уничтожали имя прежнего бога Амона, где бы оно ни встречалось. Даже слово «боги» вызывало гнев у царя, не желавшего, чтобы его любимец Атон делил небо с кем-то из прежних владетелей. Так и сам он, Эхнатон, не потерпит ничьего совета. Страна должна быть выдана ему одному, как небо — одному Атону. Един бог на небесах, и един царь в Поднебесье. Слово того и другого — закон. Бог — царь наш небесный; Эхнатон — бог наш земной.
По словам английского историка С. Олдреда, замыслы Эхнатона «имели сильный антикварный аромат и выражали попытку восстановить верховенство фараона, которое существовало в раннем Древнем царстве». На практике же это выразилось в следующем.
Перед царевыми слугами — этими «опричниками», готовыми мучить любой камень империи, — были беззащитны все гробницы, кому бы они ни принадлежали. «Опричники» Эхнатона взбирались на самые высокие обелиски, чтобы соскоблить имя бывшего бога. Реформа выродилась в иконоборчество, от которого, наверное, не меньше старинных надписей страдали люди. Всякая попытка защитить гробницы предков от осквернения была сродни государственному преступлению.
Несчастным подданным некому было даже молиться. Старые боги были изгнаны из страны, общение с новым богом — Атоном — осталось привилегией фараона. Для них же на месте величественного древнего пантеона, овеянного молитвами многих поколений предков, восстала одна тщедушная тень. На месте сонма богов благостных и бессмертных расположился злой, изнуренный болезнью самозванец — человеко-бог. Ему покорились без всякой надежды, и ему же, покорные, слали мольбы о призрачном спасении.
«Изображения придворных в гробницах Ахетатона показывают, что один только Эхнатон поклонялся Атону, — пишет американский историк Р. Силверберг, — в то время как молитвы придворных адресовались не Атону, а царю... Даже когда какой-либо придворный обращался непосредственно к Атону, то исключительно от имени царя».
... На двенадцатом году правления Эхнатона внезапно исчезли упоминания о его жене, Нефертити. Почему? Историки перебирают причины: опала, изгнание, добровольный уход... Сильвия Шоске предлагает свою, приземленную версию случившегося: «Нефертити родила шесть дочерей. Надо полагать, что в то время на каждые удачные роды приходились одни неудачные. Я думаю, что у Нефертити просто «иссяк запас везения». Она умерла, наверное, вполне естественной смертью».
Неожиданную гипотезу высказывает Николас Ривс. По его мнению, Эхнатон сделал красавицу-жену своим соправителем, и та переменила имя на мужское. Отныне она звалась Семнехкара и даже носила искусственную бороду. Она пережила мужа и стала его преемником — тем бесцветным, безликим преемником, о котором мало что известно историкам. Николас Ривс описывает ее кончину, как иронизируют критики, с «британским апломбом»: «Можно предположить, что естественные причины играли второстепенную роль в ее смерти».
Останки Нефертити до сих пор не найдены, что дает лишний повод для спекуляций вокруг ее имени. О кончине самого Эхнатона не известно вообще ничего — нет даже повода для спекуляций. Мумия Эхнатона бесследно исчезла; очевидно, гробница его была взломана, а тело уничтожено.
Его преемники постепенно отреклись от верований царя-еретика. Так, Тутанхамон (1358 — 1350 гг. до н. э.), взошедший на престол примерно в девять лет, вернул египтянам и их прежних богов, и загробный мир. Однако это не уменьшило ненависть к царю-еретику. Его имя, как и имена трех ближайших преемников, в том числе Тутанхамона, вычеркивались потомками из царских списков. Время его правления причисляет к своему один из последующих фараонов — Хоремхеб. Забыт и «город мечты», Ахетатон. Его объявили обителью демонов, а алтари и святилища, возведенные в честь Атона, уничтожили. Никто не будет селиться в проклятом месте. Постепенно город занесет песком.
Позднее ученые найдут в мастерской начальника скульпторов Тутмеса разбитый на множество кусков бюст Эхнатона и покрытую наслоениями грязи голову царицы. Когда ее очистили, засверкала высокая синяя корона, загорелись желтые, синие, красные и голубые камни на ожерелье и короне. Это был бюст Нефертити, один из самых знаменитых памятников в истории мирового искусства. «Сделанный из известняка, раскрашенный, обвитый золотой лентой, он дает представление о совершенной красоте царицы: гармоничности ее точеных строгих черт, безупречном овале лица, стройной шее, горделивой и свободной посадке головы», — отмечает российский искусствовед Т. П. Каптерева. По преданию, археолог, обнаруживший этот бюст, воскликнул: «Любое описание бессильно. Надо это видеть!»
Легко было бороться с подобными памятниками, оставшимися от амарнской эпохи, и лишь чудо сохранило для нас древний шедевр. А вот память о пережитых потрясениях было куда труднее истребить. «Влияние Эхнатона на его эпоху огромно, — пишет Арне Эггебрехт. — На протяжении семнадцати лет он реформировал общество, и это не могло так просто изгладиться из памяти современников и потомков». Впрочем, в архивах крупнейших городов того времени — Хаттусы, Вавилона, Ашшура — не найдено даже упоминаний царя-реформатора. Как будто его и не было никогда!
И, может быть, для самих египтян было бы лучше, рассуждает Николас Ривс, «если бы Эхнатон никогда не приходил к власти... Несомненно он принадлежал к числу лжепророков — тех правителей, что пеклись исключительно о своих политических интересах».
|
|
Читайте в рубрике «Древний Египет»: |